Всенародно в единогласно
По общепринятой версии именно так. «всенародно и единогласно», был в обход старшего брата и законного наследника избран на престол 10–летний царевич Петр Алексеевич (в будущем предпочитавший именоваться Петром Первым, Великим или попросту Отцом Отечества) [376].
Ход событий был прост. Днем 27 апреля 1682 г., между 12–м и 13–м часами после рассвета, в Кремле произошел дворцовый переворот. Трапеза 23–го числа у патриарха, на которую были приглашены самые верные друзья царя Федора, стала зримым признаком объединения вокруг Иоакима подавляющего большинства аристократов и придворных чинов. При первом известии о кончине государя — с указанием времени которой даже официальные источники путаются — духовенство окружило маленького Петра, которому тут же присягнули «бояре, окольничие, и думные, и ближние люди».
Одновременно заранее распределенные лица привели к кресту представителей нижних дворцовых чинов и служащих центральных приказов, опечатали Большую казну, Казенный двор и мастерские палаты. Особое внимание было обращено на то, чтобы «уговорить» к присяге московский гарнизон, начиная, естественно, с дежурившего в Кремле стрелецкого полка А. Карандеева. С помощью духовенства крестоцелование гвардейских полков началось успешно, и только некоторое время спустя, в удалении от энергичного патриарха, процесс принятия присяги младшему царевичу вместо старшего начал пробуксовывать.
С объяснением, почему, собственно, следует целовать крест «меньшему брату мимо большего», первоначально не мудрствовали. Светские чиновники и разосланные Иоакимом по всем концам столицы власти объявляли попросту, что почивший государь самолично «вручил» скипетр своему младшему брату. Об этом начали было извещать всю страну и «иноземных потентатов». Однако уже в первых числах мая правители, нагло поправшие права 16–летнего царевича Ивана Алексеевича в условиях острого народного негодования на «неправды и нестерпимые обиды» от властей предержащих, оказались в занятной и поучительной ситуации. Москвичи, которых смена власти коснулась в первую очередь, не отказались присягнуть мальчику царской крови — но не пожелали подчиняться негодяям, презревшим правду даже в наследовании трона.
«Что же ныне, при сем государе Петре Алексеевиче, который млад и на управление не способен, те бояре и правители станут в этом царстве творить?» — риторически вопрошали себя стрельцы, солдаты, зажиточные горожане, работные люди и холопы. Ответ напрашивался: «Как волки станут нас, бедных овец, по своей воле во свое насыщение и утешение пожирать!» Тут–то патриарх, выступавший важной, если не главной фигурой дворцового переворота, и проявил политическую волю. Иоаким объявил, что Петр посажен на трон отнюдь не «изменниками–боярами и думными людьми» — он избран на царство представителями всех сословий, Земским собором, под архиерейским руководством, «всенародно и единогласно».
Считается, что у лжи короткие ножки, тем более что обман патриарха и его сторонников был немедленно опровергнут народным восстанием против узурпаторов. Но в России официальный документ часто сильнее действительности. В «избрание» Петра верили авторы выдающихся общих исторических трудов и специальных исследований, расходясь лишь в определении юридической состоятельности избирательного органа. Спорили, был то полноценный Земский собор, проходивший в сложных условиях, или «фиктивный собор, пародия на древнерусское представительное учреждение», «разыгранная сторонниками царевича Петра» [377].
Отступление источниковедческое
При столь авторитетном подкреплении версии патриарха Иоакима — автор не может просить читателя поверить ему на слово. Прошу пройти со мною в Российский государственный архив древних актов на Большой Пироговке и взглянуть на древние державные манускрипты. В фондах Посольского приказа сохранились черновые и беловые отпуски объявительных грамот о кончине Федора и воцарении Петра Алексеевича. Грамоты начали составляться сразу после того, как служащие приказа, вместе с остальными чинами Государева двора и центральных ведомств, приняли присягу новому государю [378]. По традиции первое уведомление адресовалось польскому королю [379].
Яна II Собеского, судя по черновому отпуску, собирались уведомить, что царь Федор Алексеевич перед смертью самолично «вручил» скипетр, державу и другие царские регалии брату своему Петру, который и взошел 27–го числа на прародительский престол. Вскоре в текст было внесено существенное исправление: вместо зачеркнутого «вручил» оказалось — «оставил» (Л. 10). Эта менее определенная форма версии завещания знаков царской власти, вместе с другими исправлениями, отразилась в беловике отпуска, который, однако, подвергся новой правке.
Фраза, будто Федор Алексеевич «оставил» царские регалии брату, была вовсе вычеркнута; осталась простая констатация, что Петр «учинился» на прародительском престоле. Понятие «учинился» входило в традиционную формулу воцарения и подразумевало предварительную мотивацию (наследие, а затем еще и богопоставленность по закону Церкви). В данном случае мотивация наследием была отброшена, хотя при наличии старшего брата Ивана она требовалась сугубо. Поскольку слово «учинился» из констатирующей части текста было перенесено в мотивационную, в первой пришлось исправить фразу на «восприяли» (мы, Петр Алексеевич, государство). По мере сокращения светской аргументации служащие Посольского приказа все более апеллировали к Богу. В первый раз, сняв слово «вручил», они добавили, что Петр сел на престол «при помощи всемогущего Бога» (Л. 10). Исключительно на Господа приходилось уповать после полного отказа от версии завещания царства (Л. 4).
Впрочем, грамота, датированная в черновом и беловом отпусках апрелем, не была отправлена адресату. В начале мая, когда в Москве вовсю бушевало народное восстание, «верхам» пришла в голову мысль представить воцарение Петра «всенародным и единогласным избранием» на Земском соборе. Этот мотив, подходящий для внутреннего пользования (особенно в провинции, где не ведали о воцарении Петра «того ж часу» по смерти Федора) [380], дисгармонировал с образом наследного и богохранимого российского самодержавия, который Посольский приказ культивировал в международных отношениях.
Так что от версии избрания, возникшей в связи с внутренними трудностями, в грамотах воздержались. Послания к «Галанским статам» и лично штатгальтеру Вильгельму Оранскому составили по последнему варианту грамоты к Яну Собескому (Петр «учинился» на престоле), в связи с новыми соображениями добавив тезис о всенародном признании государя:
«И наши царского величества подданные, сибирские, и касимовские, и московские царевичи, и ближние наши бояре, и окольничие, и думные люди, и всего нашего Российского царствия всяких чинов люди во святей Церкви пред святым Евангелием обещание учинили (то есть присягнули. — А. Б.), что им нам, великому государю нашему царскому величеству, верно служить и всякого добра хотеть» [381].
Непротокольное сообщение о всеобщей присяге подданных косвенно отражало наличие версии избрания и способствовало если не мотивации законности воцарения Петра, то по крайней мере убеждению иностранных адресатов в стабильности его положения (в действительности весьма шаткого). Видимо, оно было в сокращении скопировано посольскими подьячими с «соборного акта» о «всенародном и единогласном» избрании Петра, сочиненного к атому времени в Разрядном приказе с соизволения патриарха (которому в документе отводится ведущая роль) [382].
Последовавшее к концу мая наречение по требованию восставших на престол старшего царевича Ивана (при сохранении за Петром статуса царя–соправителя) сняло вопрос о правах на трон— и при переработке нидерландских грамот текст о присяге был в обеих вычеркнут (Л. 3—4:7). Теперь грамоты констатировали, что «обще мы, великие государи», взошли на московский престол — как будто и не было почти месяца народных волнений и кровопролития в российской столице в связи с нарушением наследного права.
Черновые отпуски сообщений в Нидерланды не имели дат — только после их переработки для двух царей было помечено, что грамоты посланы «месяца июня… дня» (Л. 5). Аналогичная грамота в Пруссию отправилась с гонцом Дмитрием Симоновским 9 июня — а именно он должен был, продолжив путь, завезти послания в Нидерланды и Англию [383]. Помимо белового, сохранился черновой отпуск этой грамоты, писавшийся первоначально для одного Петра.
К сожалению, черновик был обработан с помощью ножниц и клея, но судя по местам редактирования и его результату — аналогичному грамотам в Нидерланды — курфюрсту Фридриху Вильгельму предполагалось сообщить буквально то же, что Вильгельму Оранскому и «высокомочным статам». Чудом сохранившаяся первоначальная дата отправки грамоты — 9 мая — показывает, к какому времени версия завещания была вытеснена легендой о «всенародном избрании» Петра [384].
